Быть может твой единственный алмаз простым стеклом окажется на глаз.
Эту историю поведала мне одна пожилая дама. Осенью, я заметил ее у дверей нашего ювелирного дома: облаченная в траурные одеяния, и закрытая черной вуалью, она несла небольшую коробку. Мы довольно быстро нашли общий язык, и принялись согласовать детали заказа. Кое-что было странным: о чем бы мы не говорили, что бы не обсуждали – ее глаза оставались глубоко печальными, нечто тяготило ее. Дама все время твердила, что обладает особым камнем, и ей хочется получить из него совершенно особенную вещь. Дрожащей рукой она протянула мне бархатный мешочек. Я извлек содержимое, и застыл в ощущении полного восторга. Настоящий черный бриллиант поразительной чистоты! По всем характеристикам я назвал бы его лучшим из всех черных бриллиантов, что доводилось видеть. Я уже представлял огранку и само украшение, понимал как именно подчеркнуть совершенство алмаза, но пожилая дама ошарашила меня одним лишь словом: «Таракан». Не выказав удивления, я взглянул на нее.
– Сделайте из него брошь в виде таракана, – продолжала она.
Не имея привычки навязывать свои идеи заказчикам, я согласился.
– В таком случае, мадам, это будет самый красивый таракан, когда-либо сотворенный человеком.
– Это все, чего мне остается желать, – с грустной улыбкой ответила траурная дама.
По началу идея с тараканом мне претила, но все же не выходила из головы. Уже на следующий день я с нетерпением ждал, когда завершу один из заказов, чтобы взяться за насекомое. Сложно представить, что безумное сочетание совершенного камня и невзрачной букашки вылилось в изумительный танец творца и творения. Во время работы я перестал ненавидеть тараканов – я их полюбил, изучал, разглядывал – даже восхищался! Мне хотелось сотворить самого красивого и, к счастью, удалось.
Через месяц дама явилась забрать заказ лично, все также одетая в траурный наряд. Я протянул ей коробочку, украшенную нашим фамильным символом, но она медлила с открытием. Страх вероятного разочарования замер на ее лице. Признаться от волнения замер и я сам. Открыв коробку, она на мгновение застыла, а затем горько расплакалась. Сквозь слезы дама благодарила меня, называла настоящим мастером, заключающим в камень частичку мироздания. Она все плакала и плакала, а я не мог на это спокойно смотреть. Не сочтите мой поступок за фамильярность, но из лучших побуждений я попытался успокоить ее, предложив чаю. И тогда, под звон лучшего сервизного фарфора, утирая неукротимые слезы, она поведала мне свою историю.
***
Это был первый рабочий день на новом месте. Я сидела в пустом кабинете в кресле начальника, которое было мне явно велико. Белые стены, усеянные эскизами дизайнерских платьев и фотографиями моделей, навевали скуку. Да – это было неплохо тогда, но требуется что-то другое сейчас. И в отличие от своей предшественницы, я это прекрасно понимала.
Гордость переполняла меня: когда-то исполненная надеждами студентка, а сегодня главный креативный директор самого влиятельного модного журнала. До этого я работала на другую модную компанию, рангом по ниже, и по правде сказать, особой разницы не заметила, в нашей сфере все было одинаково: модели под кайфом изображали томную страсть, обленившиеся колумнисты насвистывали одни и те же мелодии, а реклама заполонила добрую часть материала. Общество все еще заглатывало наживку из красивых картинок, но уже не так охотно.
С насмешкой я разглядывала завалы из папок, наполненных провальными проектами и незавершенными делами – наследство, которое оставила Эмилия, та самая чье место я заняла. Тогда ей было сорок шесть, она носила небрежное каре, слишком активно таращила глаза и поджимала губы, во всем облике сквозил кризис. Я ошибочно принимала это за стервозность. Помню удивилась, когда за обедом с коллегами узнала, за что ее уволили. Напившись, она отключилась и обмочилась в пресс зоне перед важным мероприятием. Официально все списали на переутомление и слишком плотный рабочий график. «А ведь это был даже не передоз! Она просто оскотинилась настолько, что забыла кем является и где находится», – сплетничала совсем юная девочка администратор. «Вы ведь в курсе, что ее бросил муж? Бедняжка отчаянно ищет хоть кого-нибудь, чтобы не выглядеть неудачницей», – продолжала колумнистка, разрезая салатный лист пополам.
Мне казалось логичным связать упадок журнала с неудачницей Эмилией. Я была далека от понимания, что проблемы не у журнала – а у целой индустрии, и оскотинилась не только Эмилия, но и вся модная рать. На мгновение я помрачнела: представила себя на её месте. А если и у меня ничего не получится, если меня уволят? Но тут же отмахнулась от подобных мыслей: я была молода, бесстрашна, амбициозна, и до неприличия уверена в себе; весила пятьдесят идеальных килограмм при росте сто семьдесят сантиметров. Меня нисколько не смущал факт, что за все кроме молодости и роста мне следует благодарить аддерол, на который я подсела, на последних курсах университета. «У каждого свой допинг», – утешалась я. У меня всегда была кладезь аргументов, чтобы оправдать зависимость: подруга Энн пьет каждый вечер, а Лили бессмысленно плодит детей, чуть ли не с каждым встречным, главный директор журнала предается гнусным оргиям в закрытых клубах, а многие мои приятели вообще скатились до героина. И что в сравнении со всем этим аддерол? Просто небольшой помощник в бешеном ритме современной жизни. Дозировки выросли со времен учебы, но и нагрузки повседневной жизни усиливались. Я делала перерывы, не превышала свою норму и почти никогда не бывала голодна! Не было нужды даже в спиртном и сигаретах – казалось все под контролем. В глубине души я знала, что без аддерола потеряю больше половины своей производительности и харизмы. Представляете как бы это отразилось на моей работе? Аддерол делал из меня отличного трендсеттера и креативщика, я могла работать по двадцать часов в сутки и никогда не думать о своем весе. В то время мы все были одержимы собственной эффективностью и худобой.
