На берегу Непростой реки…
Однажды Чжуан-цзы приснилось, что он – маленькая бабочка, весело порхающая среди цветов.
Проснувшись, философ не мог решить, Чжуан-цзы ли он, видевший во сне, что он бабочка, или же бабочка, которой снится, что она Чжуан-цзы?
День первый
Августовское утро тепло заглянуло в настежь распахнутые окна. Обычную больничную палату с высокими потолками и крашеными светло-зелёными стенами залил ровный свет разгорающегося дня. Проснувшись, Фируза огляделась вокруг. Молодёжь вроде ещё дремлет.
– Доброе утро, – сказала она несколько отстранённо, откидывая потную простыню и нашаривая в тумбочке умывальные принадлежности. – Народ надо будить, скоро завтрак.
– Да мы не спим, – сонно произнесла Таша и повернулась на другой бок.
Тишина вновь повисла в палате. В который раз Фируза с опаской взглянула на потолок. Над тумбочкой застыл тёмный паук. Вчера она попросила санитарку убрать это создание. Та шваброй чиркнула по стене, и паук полетел вниз. «Ну молодца», – с досадой подумалось ей. Искать его не стала: он мог затеряться в продуктах на тумбочке, а мог затаиться в пакете с вещами, который стоит под кроватью у стены. Сегодня паук опять прилип к стене над головой. Его собратья тёмными пятнами с тонкими ломаными лапами висят на противоположной стене над окном, выходящим во двор больницы.
– Дайте мне мешок овса и ведро воды, – громко произнесла Фируза в потолок. И, дождавшись, когда недоуменные головы повернутся к ней, добавила: – Я здорова как лошадь…
Все вяло, полусонно рассмеялись. Да, это смешно. Особенно в палате городской инфекционной больницы, куда поступают со всеми вытекающими последствиями пищевых отравлений. Но ей было не до смеха. Её беспокоило подавленное настроение, с которым она проснулась. Что-то в это нежно-прекрасное летнее утро было не так. Что-то царапало душу и не давало покоя.
Аномальная жара в регионе загнала в инфекционку и молодых, и пожилых. Так, волею случая, оказались здесь, в замкнутом пространстве палаты, пятеро женщин. На улицу не выйти, даже на другой этаж не попасть: все заблокировано замками, дежурными, которые строго бдят, чтоб инфекция не полетела дальше.
Слоняясь по коридору, можно подивиться тому, сколько здесь спортивной симпатичной молодежи. Но жемчужиной среди всех считается Шахрият. Эта знойная девятнадцатилетняя красавица целыми днями в основном спала: то на животе, то свернувшись калачиком, то закинув длинные ноги на подоконник. Если не спит, то, лежа на кровати в коротеньких шортах и топике, задумчиво смотрит в смартфон, изредка проводя изящным пальцем по экрану.
В углу – кровать Кристи, невзрачной бледноватой девочки пятнадцати лет. Недавно она стала сиротой, и из районного центра должна перебраться в столичный город в семью брата. Справа восседает на кровати Таша, студентка с обесцвеченными волосами. Как обычно, она уже густо намазала ресницы и, склонившись над маленьким зеркальцем, ищет недостатки у себя на подбородке.
На самом солнечном месте под окном, выходящим на юго-восток, стоит кровать Вали-кондуктора. Лучи солнца подбираются к ее простыне после завтрака и долго лежат на ней жарким золотым покрывалом. Валя – это крупное лицо, крупное тело и живой взгляд карих глаз. С первой минуты, как поступила сюда, она издёргала Фирузу своей рожей на ноге, упорно пытаясь её показать, но та не менее упорно отводила взгляд: терпеть не могла подобных зрелищ.
Ещё две кровати по обеим сторонам двери, бесстыдно оголённые до матрасов скорбного вида, пустовали: некоторые больные предпочитают селиться в коридоре, где жара ощущается меньше.
Фируза потерла ноющий правый висок. Второй день болит голова, ни одна таблетка не помогает. Вчера врач после нескольких попыток унять боль предложила свою личную таблетку.
Сон! Настроение резко упало, и организм слегка содрогнулся, как это бывает, когда внезапно подскакивает давление. Она вспомнила его в деталях, и от этого он показался реалистичным и зловещим. Всё, забыть, не думать о нём, приказала себе мысленно…
Завтрак прошел незаметно для желудка. Если что и легло туда, то хлеб с маслом и чай. Она достала из тумбочки светло-коричневый том Максима Горького.
– «А я иду такая вся»…
Началось. В коридоре на разные мелодии заверещали телефоны.
– Сынок. Я же в больницу попала, – громко заныл женский голос. – Вчера вечером привезли в инфекционную больницу. Да. Поела что-то. Да, не пошло. Не знаю. Рвало, тошнило. Капельницу поставили, таблетки дают. А? На завтрак? Кашу овсяную…
Еще громче продолжала вторая:
– Рвало, тошнило, понос, резь в животе. На завтрак поела каши, желудок болит, прямо резь в животе. Принеси мне ночнушку и трусы, а то я тут голая лежу.
– Принеси туалетной бумаги побольше, – на весь коридор заговорила третья. – Нет, из продуктов ничего не надо. Кроме сухарей и бананов ничего нельзя. Ну, принеси курочку. Да, и пельменей.
Бодро заиграла башкирская плясовая мелодия.
– Да, тошнота, рвота. Капельницу. Таблетки. Еда не очень. Нет, отсюда не выпускают. Окно с торца здания найдешь, я выгляну. Передай пакет, напиши номер палаты. Лифтёр принесет.
