Наша камера больше походит на палату в какой-нибудь захолустной провинциальной больнице. Побеленные известкой стены. Три металлические кровати, стоящие вдоль стен, наглухо привинчены к каменному полу. Окрашенный половой краской стол стоит под маленьким зарешеченным окном, спрятанным у самого потолка. Оно выходит на север, поэтому лучик солнца к нам заглядывает редко. На считанные минуты после полудня. Когда выпадают солнечные дни. А они в Москве – большая редкость. Раньше я этого не замечал. Был занят. А сейчас с таким нетерпением жду этого мимолетного солнца! Выглянет солнышко, проскользнет сквозь решетку лучик, и сразу затеплится в душе надежда, что скоро, когда-нибудь, может быть, я смогу смотреть на солнце, греться на нем целый день, месяц, год. Мне кажется, что это мне никогда не надоест.
Но хватит лирики. Продолжим описание камеры. Высокий потолок с готическими сводами придает помещению некий монументальный вид. Попадая сюда, сразу ощущаешь себя не просто сидельцем заурядного СИЗО, а VIP-узником, «железной маской» или графом Монте-Кристо, попавшим в Бастилию или замок Иф по подозрению в заговоре против короля.
У изголовья каждой кровати – одинаковые тумбочки из ДСП. Внутри джентльменский набор: туалетные принадлежности, смена нижнего белья и чистые носки, журналы, книги, варенье… Скоропортящиеся продукты – в холодильнике. Он стоит в углу, слева от окна, подальше от параши. Дребезжит жутко, особенно по ночам. Что с ним только не делали: наклоняли вперед и назад, вправо и влево. Бесполезно. А иногда вдруг сам, ни с того ни с сего, возьмет и перестанет дребезжать. Неделю молчит, две. Зато потом отрывается по полной программе, в двойном размере. Того и гляди разорвется.
Отхожее место вделано в пол. С нижнего этажа торчит труба канализации, а сверху по такой же ржавой, но меньшего диаметра трубе постоянно льется вода. С шипением и свистом. Сутки напролет. На слив не раз жаловались тюремному начальству. После каждой жалобы приходит сантехник, что-то ковыряет в трубах. Шипение на время исчезает, а потом снова начинается. Хорошо хоть перегородка отделяет парашу от камеры. Когда по большой нужде приспичит кому-нибудь, другим хоть не видно, как он нужду справляет. Но двери, как в нормальном туалете, здесь нет. Сидишь на корточках и обозреваешь себя в потускневшем от времени зеркале, что висит над ржавым умывальником.
