В начале II в. до н. э. при дворе царя Антиоха произошла встреча главных противников бесконечно долгой и жестокой 2-й Пунической войны. Сципион был в составе римского посольства, направленного в Сирию; Ганнибал скрывался там от мести римлян.
Между Сципионом и Ганнибалом произошел следующий разговор: «При этом на вопрос, какой полководец, по мнению Ганнибала, выше всех, тот ответил: Александр Македонский, потому что он с малым войском разбил несчетные вражеские полчища и достиг таких краев, какие никто даже не надеялся увидеть. На вопрос, кого же он считает вторым после Александра, он ответил: Пирра, потому что он первый научился правильно разбивать лагерь, лучше всех брал города и располагал охрану. На вопрос, кто же третий, он назвал самого себя. Сципион рассмеялся и спросил: «Что же ты сказал бы, если бы ты меня победил?» – а тот: «Тогда бы я считал себя выше и Александра, и Пирра, и всех» (Ливий).
Таким образом, даже в античные времена Александр Македонский считался лучшим военачальником из всех известных. И спустя более двух тысяч лет это мнение существенно не изменилось. Как же иначе?
Кто не знает блестящие победы македонян над персами при Гранике, Иссе и Гавгамелах? Могущественная персидская держава, которая складывалась столетиями, рухнула под ударами Александра в одночасье, как карточный домик. Еще был древний Египет, могущественный финикийский город Тир, столицы персидских царей: Вавилон, Сузы, Персеполь и Экбатаны. Все это завоевано как бы мимоходом ― македонский лев устремляется дальше. Ему покоряются Бактрия и Согдиана, о существовании которых большинство македонян и понятия не имело. И вот он в Индии сражается со слонами царя Пора…
Однако еще древний историк Квинт Флавий Арриан (ок. 95 г. – 2-я пол. 2 в. н. э.) заметил, что «нет вообще человека, о котором писали бы больше и противоречивее». Это вполне естественно: за 13 лет перевернуть весь мир и умереть в возрасте 33 лет, когда честолюбивый римлянин только начинал карьеру ― такое удивительно, труднообъяснимо. Все таинственное, непонятное обрастает легендами и делает образ Александра еще более туманным. Александр добился своей главной цели: он мечтал стать богом, и для многих он стал им.
Сомнения в гениальности Александра существовали и в древности, хотя ему поклоняются любители славы, подвигов и просто обыватели уже два тысячелетия. Однако источники, обличающие Александра, оказались утраченными ― человечеству нужны герои, чтобы брать с них пример.
Любопытны в этом отношении две речи Плутарха «О судьбе и доблести Александра», где древнегреческий автор описывает риторический спор Александра с Судьбой. «… Такова речь Судьбы, утверждающей, что ей, и только ей, обязан Александр своими деяниями», ― с этих слов начинается произведение Плутарха. Вот только начало речи Плутарха безвозвратно потеряно, и мы можем лишь догадываться, в чем Судьба обвиняла Александра. До наших дней дошла лишь та часть, где Александр отвечает на нападки Судьбы. По сути дела, Плутарх не защитил своего любимого героя ― Александра, а лишь посеял сомнения в его способностях военачальника.
Кто оправдывается, тот виноват! Не нуждается в оправданиях, человек, уверенный в своей правоте. В этом отношении показателен пример одного из лучших полководцев республиканского Рима ― Луция Корнелия Суллы. Разбивший страшнейшего врага Рима ― Митридата, вернувший родному городу прежние порядки, Сулла повелел именовать себя Счастливым («Феликс»). Он называл себя Любимцем Афродиты, просил помощи у Аполлона, когда в битве за Рим чаша весов фортуны колебалась; богам он приписывал свои величайшие победы, хотя имел на них все права.
Верил ли Сулла, что его рукой руководят боги. Едва ли… Когда ему понадобились деньги, Луций Сулла ― любимец богов ― приказал ограбить самые известные греческие храмы. Деяние неслыханное: когда его друг Кафис прибыл в Дельфы, чтобы принять каждую вещь по весу, то долго не мог прикоснуться к святыням, оплакивая свою участь. «И когда кто-то сказал ему, что слышал, как зазвучала находящаяся в храме кифара, Кафис, то ли поверив этому, то ли желая внушить Сулле страх перед божеством, написал ему об этом. Но Сулла насмешливо ответил, что удивляется Кафису: неужели тот не понимает, что пением выражают веселье, а не гнев, и велел своему посланцу быть смелее и принять вещи, которые бог отдает с радостью» (Плутарх).
Александр не желал делить свою славу ни с богами, ни с судьбой.
«Не порочь мою доблесть и не присваивай отнятую у меня славу, ― возмущенный Александр отвечает Судьбе. ― Красуйся и величайся перед царями, не проливавшими своей крови, не знавшими ран: вот кто тебе обязан своей благоуспешностью ― Охи и Артаксерксы, которых ты от самого их рождения возвела на трон Кира. А мое тело носит много следов Судьбы не содействующей, а враждебной. Прежде всего, в Иллирии я получил удар камнем в голову и булавой в шею; потом при Гранике был ранен варварским кинжалом в голову, а под Иссом мечом в бедро; при осаде Газы мне в лодыжку попала стрела и на плечо свалилась тяжелая глыба; у маракандийцев вражеская стрела повредила мне берцовую кость; затем плечо, у гандридов ― в ногу; у маллийцев стрела вонзилась мне в грудь и оставила в ране железный наконечник; там же мне нанесли удар булавой по шее, когда сломались лестницы, приставленные к стенам, и Судьба послала мне такую милость, как встреча в уединении не с какими-либо знаменитыми противниками, а с безвестными варварами; и если бы подоспевший Птолемей не прикрыл меня своим щитом, Лимней не пал за меня, сраженный тысячами стрел, и македоняне, воодушевившись, не обрушили стену, то эта глухая варварская деревня стала бы могилой Александра».
