– Зы-здрасьте! – Голос дернулся от внезапно напавшей на меня икоты.
– Здрасьте! Отдел кадров. Слушаю вас.
– К вы-ам дозировщики требуются, да? – Я глубоко вдохнула и замерла в ожидании. Икота-икота…
– Нет, не требуются. Вакансия закрыта. Через месяц звоните!
– По-онятно, – Большой палец потянулся к красной кнопке, чтобы закончить вызов. Колбасная витрина источала едкий аромат глутамата натрия. Я икала.
– Ой, подождите! Как вас зовут? – Телефонная трубка вдруг завибрировала торопливым женским сопрано.
– Надя!
– Надя! Надежда значит! Знаете, у нас много новых сотрудников принято. Может кто-то передумает устраиваться работать? Мало ли? Человек ведь всегда может передумать? Только такой вариант имеется. Могу записать ваш телефон и позвонить, если нужно?
– Записыывайте! – я проикала свой сотовый.
– Все! Записала! До свидания!
– До свы-идания! – Уверенно нажав на красную кнопку, я бросила телефон на колбасную витрину. На темном экране высветилось: "время вызова – 1М:56С». Почти две минуты. Две бесполезные минуты жизни.
Входные двери "Гастронома" открылись и с грохотом закрылись. Снова открылись и снова грохнули. Еще раз. И еще раз. Кто-то настойчиво пытался зайти в продуктовый магазин, где я работала продавцом. В это плотное, тяжелое от мороза утро каждый покупатель представлял собой подарок для магазина.
Дверная пружина в очередной раз заскрипела от натуги, и в сопротивлявшуюся всеми силами щель, преодолевая серьезное препятствие в виде пластикового порожка, заполз дядя Коля. На четвереньках. Как умирающая бездомная псина. С всклокоченной сединой вместо шапки, в сальном пуховике, с хрипящей одышкой, грязный и рваный, как бомж, он прополз двадцать сантиметров вперед и рухнул лицом в пол. Он еле дышал, но кричать мог. Из последних сил.
– Дай водки! Дай! Дай опохмелиться! Плохо очень! Ааа! Пожалуйста! – дядя Коля слабо стучал руками по полу и хрипел. – Дай ыыпить! Ыыпить!
Я застыла от неожиданности. Дядя Коля был постоянным и скромным покупателем – одиноким пенсионером, проживающим в соседнем доме. Его жена, Валентина, буквально сгорела от рака поджелудочной железы, дети уехали в другой город и баловали отца только скупыми телефонными звонками. Оставшись в одиночестве, дядя Коля растерялся. Он все так же подкармливал воробьев, помогал соседкам-старушкам с заменой розеток, но жить без Валентины не мог – не знал как. Не умел приспособиться. В последнее время он все чаще и чаще заходил в маленький "Гастроном" за беленькой и за хлебом. "Выпью, Надь, и как будто легче на душе, как говорится. Понимаешь?".
– Налей, а? Хррр.. Хых, – дядя Коля захрипел и закашлялся.
Страх. Не тот, что рождается от неуемной фантазии и тихо трепещет где-то внутри. Не тот, что парализует тебя как внезапный инсульт. А тот, что побуждает к мгновенному действию, двинул меня вперед.
Я выскочила из-за прилавка, и, присев на корточки возле дяди Коли, начала отчаянно тормошить его, дергая капюшон пуховика.
– Дядя Коля! Ты что натворил? Ты зачем так напился? На улице мороз, а ты без шапки, – я орала ерунду, бесполезно пытаясь поднять дядя Колю или хотя бы перевернуть его. – Вставай, дядь Коль! Вставай! Пожалуйста! Вставай!
– А зачем? – дядя Коля поднял пьяные блуждающие глаза и попытался привстать с пола. – На хрена? Жить-то теперь на хрена мне? А? Хррр..
Он закашлялся.
– У всех январь. Елки-шмолки, понимаешь. Салаты, пфу! Фонарики мигают. А мне что? Все к чертям! Хыррр! Зачем январь одинокому? С кем хороводы плясать, как грится? – он сделал неимоверное усилия и уперся локтями в пол.
– Надежда! Имя-то у тя какое – Надежда! – дядя Коля впился мне в лицо пронзительным, протяжным и звонким, как щипок скрипки, взглядом. Я знала этот взгляд – живого покойника. Он до сих пор звенел тоскливой пустотой где-то в межреберном пространстве и никак не успокаивался. Так смотрел отец, когда сознательно приближал свою кончину.
– Я к Вальке хочу! И в горе, понимаешь, – Он снова опрокинул голову на пол и отключился. Или умер.
Мне необходимо было что-то сделать: проверить пульс у дяди Коли, вызвать скорую помощь, полицию, выбежать на улицу с истошным криком «Помогите!», махая руками и пугая прохожих – нужно было. Я встала. Прошла на кассу. Нажала кнопку быстрого реагирования и упала на пустой ящик из-под пива, прикрытый старым одеяльцем. Безудержная соленая лавина хлынула из глаз – хлынула везде: на фартук, на прорезиненные боты, на коробку с чупа-чупсами, стоявшую под кассовой зоной. Хлынула потоком, тихо вздрагивая от боли и беспомощности.
Минут через десять приехали представители охранного предприятия «Сибирские медведи» – два суровых бронированных парня в черных шапках и с автоматами.
– Это что здесь валяется? – Один из них, бородатый, ткнул дядю Колю носком ботинка в бок. – Живой хоть?
– Не знаю. Проверьте. Может скорую нужно вызвать?
– Дак и вызвала бы! Что сопли-то мотаешь-стоишь? Нас-то на хера? Он буянил что ли? – говоривший со мной парень, уперев руки в бока, сплюнул на пол. – Вызывай ноль три, Корявый! Понаберут, бляхмух, ворон!
– Я одна в магазине! У меня нет возможности обслуживать покупателей и одновременно разбираться с ними! Вообще-то ваша служба для этого и нужна! – я смотрела на единственную сторублевую купюру, лежащую в кассе.
