Часть 4. Афинский синдром
Вчера вечером со мной по рации связался Александр Александрович и сообщил, что он переговорил с отцом, и вопрос о его неофициальном визите в Афины решен. Впрочем, было понятно, что визит такой фигуры, как наследник российского престола, трудно назвать неофициальным. Цесаревич берет с собой, как мы с ним и договорились, кроме адъютанта графа Сергея Шереметева, еще своего кузена, полковника герцога Сергея Лейхтенбергского и двух казаков. Я не возражал: круг «информированных» надо понемногу расширять.
Переговорив с Цесаревичем, я связался с адмиралом Ларионовым и согласовал с ним время прибытия вертолета, маршрут и порядок следования. Согласно плану, мы вылетим рано утром, дозаправиться на «Адмирале Кузнецове», после чего доберемся до крейсера «Москва», стоящего сейчас на якоре у острова Лемнос в Мудросской бухте. А на нем, с огромной для здешних мест скоростью 18 узлов (можно сказать, «с ветерком») мы и отправимся в Пирей.
Как было ранее договорено, еще до рассвета мы на двух фаэтонах выехали в условленное место. Туда должен был прибыть вертолет. По дороге, трясясь в фаэтоне, я предупредил герцога и двух станичников, чтобы они держали язык за зубами и ничему не удивлялись. Похоже, что цесаревич, со своей стороны, уже провел предварительный инструктаж, потому что Сергей Лейхтенбергский, не задавая лишних вопросов, дал честное слово русского офицера не разглашать то, что ему доведется увидеть. А казаки – здоровенные донцы (под стать цесаревичу), с бородами лопатой – поцеловали свои нательные кресты, заявив, что будут немы как могилы, и «не видать им Тихого Дона, если они кому скажут хоть слово».
Первой неожиданностью для спутников цесаревича стали наши «ангелы-хранители» из команды капитана Хона. Они пятнистыми призраками вынырнули из кустов, когда фаэтоны почти приблизились к условленному месту. Кузен цесаревича невольно вздрогнул, а казачки схватились за рукоятки шашек, бормоча что-то про нечистую силу. Убедившись, что прибыли свои, морпехи козырнули цесаревичу, вызвав его довольную улыбку, и снова растворились в кустах. Мне пришлось объяснять взволнованным казакам и герцогу Лейхтенбергскому, что это не нечистая сила, а что-то вроде «пластунов» с нашей эскадры.
Второй неожиданностью, буквально упавшей им на голову, стал вертолет, приземлившийся на нашем походном аэродроме. Сначала в небе засвистело, застрекотало. Потом появилась винтокрылая машина, окрашенная в серо-голубой «морской» цвет. Зависнув неподвижно в вышине, она стала быстро снижаться, и вскоре коснулась колесами земли, подняв в воздух облако пыли. Александр Александрович и граф Шереметев, уже знакомые с вертолетом, невозмутимо, с видом знатоков, наблюдали за его приземлением и с усмешкой поглядывая на герцога Лейхтенбергского, который побледнел как смерть и жалобно посматривал то на меня, то на цесаревича. А казаки, те струхнули не на шутку. Они дико озирались, лихорадочно крестились, и, если бы не каменное спокойствие цесаревича, точно бы пустились наутек. Цесаревичу пришлось даже провести разъяснительную работу, объяснив станичникам, что нечистый тут ни при чем, а машина сия сделана человеческими руками, и летает по небу по воле Господней. Слава Богу, обошлось без такого русского антишокового народного средства, как хорошая затрещина. Как ни странно, простое и доходчивое объяснение Александра Александровича вполне удовлетворило и Сергея Лейхтенбергского, и казаков.
Вот вертолет взмыл в небеса, и мы начали свое путешествие. Из-за свиста и воя турбин поговорить во время полета толком не удалось. Но было видно, как и герцог Лейхтенбергский, и особенно казаки, с детской непосредственностью прильнули к стеклам иллюминаторов. Особую их реакцию вызвал «Аллигатор» сопровождения, который присоединился к нам, едва мы пересекли Дунай. Примерно на полпути, уже за Разградом, мы увидели внизу группу конных турок, сопровождавших коляску с каким-то вельможей, одетым в расшитый золотом мундир. Что поделаешь: дороги небесные и земные где-то соприкасаются. Получилось все в точности, как в том старом анекдоте: «Идем, никого не трогаем…». Мы бы и в самом деле не тронули этих турок. Но вот конвой, сопровождавший этого важного господина стал палить по вертолетам из своих карамультуков. Порох дымный – и выстрелы были видны хорошо. Казаки достали свои огромные «смит-вессоны» и начали прикидывать, как пальнуть сверху по супостату. Я показал им кулак: не хватало, чтобы в азарте они высадили стекла иллюминаторов.
Нашему сопровождению такое хамство со стороны турок не понравилось. «Аллигатор» заложил вираж, и по турецким кавалеристам, сбившимся в кучу, полетели НАРы и ударили пушечные очереди. Наши гости, от цесаревича до казаков, во все глаза смотрели на бой вертолета из XXI-го века с кавалерией из века XIX-го. Когда осела поднятая разрывами пыль и развеялся дым, позади нас на дороге лежала перевернутая взрывом коляска и бились в запутавшихся постромках кони. Кавалеристы удирали в разные стороны, отчаянно нахлестывая своих скакунов. Но не все. На дороге валялось десятка два убитых лошадей и человеческих тел. Пилот жестом подозвал меня к себе и крикнул в самое ухо: Ребята просили передать, что это должно научить кое-кого уважать нас, когда мы мирно летим по своим делам!»
