Пламя убогого костра мерцало. Огромная равнина – рег Амадрор, обдутая, казалось, до последней пылинки, все же доставляла ветру достаточно песку, чтобы подпортить скромный ужин. Маленький лагерь геологов прижался к склонам песчаных холмов на краю сухого русла – уэда. Тонко шелестели, напевая звонкую и унылую песню, пучки сухого дрина – жесткого злака Сахары. По склонам дюн с заметным шуршанием скатывался песок, смешанный с кристалликами гипса. Шестеро людей растянулись вокруг костра в одинаковых позах, прикрыв лицо от ветра кольцом руки. Только один, закутанный в просторные складки темной одежды, лежал на животе в свободной позе, высоко подперев голову, и смотрел не мигая в темную даль над костром. Отблески слабого пламени плясали в его больших темных глазах, едва различимых под покрывалом, надвинутым на лоб и закрывавшим рот. Узкая рука с длинными пальцами лениво перебирала застежки седельной сумки, подложенной под голову. Другая небрежно держала сигарету высшего сорта.
– Тирессуэн! – окликнул его низкорослый, плотный человек в защитной рубахе и шортах. – Будет ветер ночью? Надо ли ставить палатки?
– Не надо, капитан, – ответил Тирессуэн, – ветер утихнет через час.
Капитан удовлетворенно хмыкнул и щелкнул портсигаром.
– Почему ты так уверен? – спросил юноша, лежавший рядом, поднимая угловатые брови и щуря от пыли бледно-голубые глаза.
– Дрин прощается с ветром, – отвечал, не поворачивая головы, Тирессуэн, – он поет гуще тоном. Послушай сам!
Юноша приподнялся и громко обратился к капитану, перейдя с арабского языка на французский:
– Не могу поверить, что этот важный черт действительно прав! Очень он уверен и быстро находит на все ответ…
– Полегче, Мишель, туарег знает наш язык!
– Как бы не так! Он говорит с нами только по-арабски или на своем ужасающем тамашеке.
– Туарег без крайней необходимости не будет говорить на языке, которым плохо владеет. Гордость и застенчивость этих детей пустыни еще надо понять, – скороговоркой ответил капитан, искоса поглядывая на неподвижного, как темно-синяя статуя, туарега. – Наш проводник окончил начальную школу в Тидикельте и, без сомнения, знает французский. Новые веяния коснулись его – видишь, он курит сигареты и не таскается с вечным копьем и щитом. Но уж что касается Центральной Сахары, тут нам очень повезло. Для поисковой экспедиции такой проводник – клад! Знающий всю страну и много ходивший с экспедициями – следовательно, понимающий, где могут идти автомобили…
– Мне не верится, чтобы такую проклятую богом местность можно было помнить во всех ее подробностях, убийственно однообразных…
– Только на ваш взгляд, Мишель, но не для сахарского кочевника и даже не на мой. Здесь судьба каждого путника и каравана всегда зависит от точности следования по маршруту. Впрочем, устройте пробу, убедитесь.
– Каким образом?
– Ткните пальцем в первое попавшееся место карты и спросите о нем Тирессуэна.
– А! Интересно! Я сейчас! – Юноша пошел к машине, угрюмо черневшей силуэтом в стороне, и вернулся с кожаной сумкой.
Лежавшие у костра сели, поджав под себя скрещенные ноги.
– Тирессуэн, можно тебя спросить? – вкрадчиво начал по-арабски Мишель, прижимая указательный палец к смутному узору горизонталей, в то время как другой геолог подсвечивал карманным фонариком.
– Спроси, я отвечу, – не меняя позы, согласился туарег, – если смогу.
– Ты был в Анахаре?
– Был.
– Знаешь ли там гору Исседифен?
– Горы Исседифен там нет, – спокойно сказал Тирессуэн, – есть гора Исадифен против адрара Незубир, в центре Анахара, и есть гурд Исседифен южнее, в Хоггаре, на юге адрара Тенджидж…
Растерявшийся Мишель увидел широкие улыбки своих товарищей и вспыхнул от необъяснимой злобы.
– А дальше? – пробормотал он.
– Дальше на юг? – переспросил туарег. – Там будет широкое тассили…
– Какое тассили?
– Тассили Тин-Эгголе.
– Ты что, и там был?
– Был, шесть лет назад. С профессором Ка-По-Рэ… – Тирессуэн замолчал и замер, прислушиваясь.
Французские путешественники последовали его примеру.
– Мотор, – первым нарушил молчание Мишель.
За черным обрезом низкого плато на севере разлилось туманное облачко света, стало ярче и превратилось в два пучка желтых лучей, ударивших в звездное небо. Машина поднималась по крутому северному склону плато. Еще несколько минут – и глухое урчание мотора превратилось в звонкий гром. Лучи фар пронеслись над головами ожидавших, метнулись вниз и слепящим пятном пробили темноту. Огромный белый грузовик, завывая передачами и тяжело переваливаясь, всполз на бугристые пески, окружавшие лагерь. Он замер в полусотне шагов от костра, дыша жаром натруженного двигателя, запахом горячего масла и резины. В широкой кабине зажегся тусклый свет. Оттуда, устало потягиваясь, вылезли трое. Самый высокий и тучный бодро зашагал к костру, и к нему устремился капитан.
– Кто это? – на ходу спросил его Мишель.
– Археолог, профессор Ванедж, кто же еще! – вполголоса буркнул капитан.
– Кого ждали?
– Черт вас возьми, конечно! Скажите Жаку, чтобы он развертывал рацию. Сообщить о встрече наших отрядов… Рад встретить вас, господин профессор!..
– А я еще больше! – громко и весело заявил археолог. – Крутясь в лабиринте тассили, я боялся вас не найти. Но вы оказались точно в намеченном на карте пункте…
