Над утренним морем кричали чайки. По волнам рассыпался блестками солнечный свет. Волны с шумом набегали на берег и снова отступали. И мокрая галька блестела на солнце. Ветерок подхватил аромат моря, и гальки, и сохнущих на солнце водорослей, и понес его меж сосен, поднялся выше, влетел в зеленеющий весенний сад, сорвал белые лепестки с росших у дома кустов жасмина и сыпанул их внутрь террасы, на большой деревянный стол, на стоявшую на дальнем конце стола пишущую машинку, на голову мужчины, печатающего на ней.
В ответ на проделку ветра Михаил поднял голову, взял со стола и надел очки в темной квадратной оправе и поглядел вдаль, на линию горизонта, где над верхушками сосен лазурь моря сливалась с бело-голубым туманом неба, прислушался к шуму ветра в деревьях. Втянул носом аромат моря, который принес хулиган-ветерок.
Лицо мужчины было красивым и усталым. Подбородок стал слегка округл и линия губ была мягкой, но в глубине черных глаз еще таилась былая воинственность.
Ветер ласково потрепал его черные с легкой проседью волосы, шепнул: «Пиши без банальностей». Мужчина, писатель бывалый, только усмехнулся в ответ на эту идеалистическую мысль, снял очки, толкнул каретку вправо и снова затарабанил по клавишам.
Из дома вышла его жена, Анна, высокая, эффектная женщина: у нее были пышные рыжие волосы, большие, чуть раскосые цвета зеленого винограда глаза, высокий бюст и тонкая талия. Она всегда держалась горделиво – расправив плечи, вскинув красивую голову на длинной шее, отчего казалась неприступной и могла бы даже показаться холодной и высокомерной, если бы не огонь в ее глазах и не низковатый, завораживающий, грудной голос.
Солнце зажгло золотом рыжие кольца ее волос, сверкнуло искрами в зеленых глазах. Но Михаил не смотрел на жену, он продолжал печатать.
Анна обошла стол и поставила рядом с машинкой поднос с чашкой кофе на нем.
Михаил оторвался от работы и сказал:
- Вот послушай. – Он зачитал по листу в машинке. – «Его сердце высохло, как высыхает и трескается на солнце глиняная крынка. Ни одно чувство не могло более наполнить его живительной влагой».
- Слишком пафосно, - сказала Анна.
Михаил произнес с вызовом в голосе:
- Да, я не гений.
- А раньше ты каждой строчкой доказывал, что гений.
- Всё меняется.
- Ты стал равнодушным... – упрекнула она его. – Литература этого не прощает.
- Я служу ей, как могу, - раздраженно сказал он.
Она заметила саркастично:
- Да. Каждый день с утра до полудня.
- И этого мало?! – наигранно возмутился он.
- Литература – как женщина. Ей не нужен слуга, ей нужен страстный любовник.
Он сказал мрачно:
- Невозможно быть влюблённым во что-то много лет.
Она сказала тихо:
- Пей кофе, он давно остыл.
- Как и я, - сказал он с горечью и взял чашку.
Анна ласково провела ладонью по его смоляным, с легкой проседью, волосам:
- Мишенька...
Он же, отпив из чашки, сказал холодно:
- Давай заведём собаку, ты будешь жалеть её, а не меня.
- Лучше заведём ребёнка, - сказала она, вопросительно глядя на него.
Он же, не поднимая головы, ответствовал:
- Боишься, что я тебя брошу?
Анна резко развернулась и пошла в дом, бросила на ходу:
- Ненавижу тебя.
- А это... сколько угодно... – сказал он ее обтянутой зеленым в белый горошек шелком спине, отставил пустую чашку и снова уткнулся в текст:
- Так...
Анна обернулась на миг, бросила взгляд на его темную макушку, глаза ее блестели от слёз. Она отодвинула цветную занавеску, закрывающую вход в дом, и скрылась за ней.
Поезд мчался к морю. Игорь, молодой мужчина, худой, нервного типа, в мешковатом коричневом твидовом пиджаке в крупную елку, стоял в коридоре и задумчиво глядел в окно – там всё бежали и полосатили утренний солнечный свет сосны с розоватыми, цвета старинного золота стволами и темными ветками.
Наконец Игорь повернулся к попутчице-студентке и закончил свой рассказ:
- Без всяких объяснений – она исчезла, и всё.
Студентка поправила очки и сказала деловито:
- Отправьтесь к ней и поговорите.
Игорь пожал твидовыми плечами:
- Я ничего о ней не знаю – ни адреса, ни даже фамилии.
Серьезная девушка удивилась:
- Но вы же встречались... кажется, два месяца?
Игорь кивнул и сказал:
- Анна ничего не хотела о себе рассказывать. А я не настаивал. – И он снова уставился в окно.
- Игорь... – нерешительно обратилась к нему девушка. – Она, может быть, замужем?
Он, не поворачиваясь, кивнул:
- Угу. Я не говорил?
Молодые люди не видели, что дверь соседнего купе была приоткрыта и весь их разговор хмуро слушал сидящий на лавке седой худощавый мужчина лет шестидесяти, энергичный, с ясными, живыми глазами.
