Есть какое-то необъяснимо радостное ощущение праздника, когда в воздухе разливается едва различимый аромат весны. И не беда, что вокруг еще сугробы, но уже появились первые подснежники. Весна идет! В воздухе разлито пьянящее ожидание перемен. Ветер уже не обжигает щеки ледяным прикосновением, а вместо этого доносит до тебя запахи подтаявшего снега, влажной земли в редких еще проталинах.
Елизавета вдохнула воздух полной грудью и поморщилась. Занятая мыслями о весне, она как-то упустила из виду, что находится не за городом, а в дышащем выхлопными газами мегаполисе. Нежная музыка мартовской капели безнадежно тонула в какофонии звуков ближайшей автомагистрали. Однако гудки машин, нетерпеливые и резкие зимой, теперь казались веселыми и задиристыми.
– Постой, красавица! – раздался вдруг чей-то пронзительный голос с характерными интонациями. – Дай-ка я тебе погадаю.
Дубровская обернулась. В метре от нее, придерживая рукой алую юбку с зеленой оборкой по краю, стояла цыганка. С ума сойти, настоящая цыганка с целой копной блестящих черных кудрей и в зеленой косынке. Впрочем, удивление Елизаветы было вполне объяснимо, поскольку девушка сейчас находилась не на вокзале и не на рынке, а всего в двух шагах от Дворца правосудия. Обычно здесь легко можно было встретить спешащих юристов. Их выдавали дорогие кожаные портфели или папки под мышкой, сосредоточенный взгляд и отсутствие даже тени улыбки на лице. Свидетели, вызванные в суд по повесткам, робко ступали за чугунную ограду и еще долго топтались у крыльца, а потом, смирившись с неизбежным, исчезали за тяжелой дверью. Встречались тут, конечно, и цыганки. Но вели они себя совсем иначе, чем в тех местах, где у них принято собираться: одевались и красились чуть менее ярко, чем всегда, говорили негромко, хотя держались, как обычно, стайками. Когда близкий человек находится за решеткой, тут уже не до гаданий и ворожбы. Поэтому Лиза немало удивилась, увидев рядом с собой пеструю, как экзотическая птица, представительницу бродячего племени.
Цыганка тем временем, пользуясь минутным замешательством Дубровской, уже схватила ее за руку.
– Дай-ка, милая, посмотрю, что тебе на роду написано.
Звякнули золотые браслеты. Дубровская почувствовала терпкий аромат каких-то восточных пряностей. Странно, цыганки пользуются духами? Все это Елизавета отметила про себя почти машинально и предприняла попытку освободиться от цепких пальцев с массивными перстнями. Не то чтобы ее не волновала собственная судьба, скорее всего, сыграло роль внушение, сделанное ей взрослыми еще тогда, когда она была маленькой девочкой. Правило первое: никогда не разговаривай с незнакомыми людьми на улице. Правило второе: держись подальше от всяких подозрительных типов. Цыганка, бесспорно, относилась к тем самым подозрительным личностям, о которых ей говорили мама и нянюшка. Поэтому, решительно освободив руку, Дубровская поспешила по дорожке к знакомой чугунной ограде. Цыганка шла за ней следом, не отставая ни на шаг.
– Ах какая молодая да быстрая! – качала она головой. – По всему видно, в суд опаздываешь.
Цыганка как в воду глядела, поскольку Лиза направлялась именно во Дворец правосудия.
– И кем же ты, касатка, там работаешь? Хочешь, угадаю?
Дубровская, ступив за ограду, почувствовала себя в безопасности. Мимо то и дело проходили люди, а у парадного крыльца с внушительным козырьком и изящной статуей Фемиды на фронтоне толпились судебные приставы. Лиза вздохнула и даже замедлила шаг. Интересно все же, что скажет ей гадалка?
– По всему видно, судьей ты еще не стала, – монотонно твердила гадалка. – Молодая еще, да и неопытная. На прокурора ты тоже не тянешь. Цепкости во взгляде нет, да и не колючая ты. Вон, душа-то какая, чистая, словно лилия. Адвокат ты, и без документов видно, что адвокат.
Цыганка угадала ее профессию, хотя Лиза не была уверена, стоит ли воспринимать слова гадалки как комплимент. Где вы видели адвокатов с чистыми, как лилия, душами? И вообще, нужен ли кому-нибудь такой адвокат? Защитник должен быть напористым и цепким, а когда необходимо, можно и колючки в ход пустить. Насчет неопытности – тоже чистая правда. Два года адвокатского стажа – даже признаваться неловко.
– А защищаешь кого? – спросила гадалка, заглянув ей в лицо.
– Так кого же? – не удержалась от встречного вопроса Лиза.
– Молодого да красивого, – усмехнулась та. – Только печаль его душу гложет. Ой, да тоска его съедает!
«Еще бы! – хмыкнула про себя Лиза. – Какие еще чувства может испытывать человек, которому светит приличный срок лишения свободы?»
– Смотри, милая, не оплошай! – взывала к ней цыганка, потихоньку отставая. – Ведь невиновен он. Запомни, невиновен! Не брал он ничего. Руки и помыслы его чисты, как душа ребенка.
Дубровская остановилась как вкопанная, осознавая, что разговор ее начинает интересовать все больше.
– А кто виновен? – спросила она, уже не заботясь о том, что со стороны выглядит глупо.
– Я тебе не скажу. Да этого тебе и знать не надобно! – ответила цыганка. – Делай свое дело, и счастье тебе будет.
– Ой, а как мне его защищать-то? – спросила Дубровская, отчаянно хватаясь за возможность узнать что-то еще.
