Глава 1. Страсть и ненависть в одном театре
Я стоял на перроне станции метро «Автозаводская» и нервно постукивал пальцем по экрану телефона. Вытянув шею, я пристально всматривался в темноту тоннеля подземки в ожидании света фар, предшествующего оглушительному грохоту рельсов. В детстве меня всегда пугал этот шум. Мама это прекрасно знала и прикрывала ладонями мои уши, когда подъезжал поезд, чтобы я не так боялся, но это никогда особо не помогало. Табло, висевшее над тоннелем с другой стороны, показывало 10:28. Это говорило о том, что я снова опаздывал. На сей раз где-то минут на сорок. Это не было моим персональным рекордом, который точно приходился на сладкое и беззаботное время учебы в консерве, когда я частенько просыпал занятия, однако именно сегодня моя неорганизованность достигла своего пика. В этот раз мне точно достанется по-крупному. Да так, что до седьмого колена будет аукаться. На этот счет у меня не было ни капли сомнений, ведь в последнее время я был непунктуален как никогда, несмотря на предельно ясное осознание того, что балансировал уже где-то на середине каната, сплетенного из нервов и доверия руководства. «Горбатого только могила исправит» – это выражение в аккурат про меня. Я ничего не мог с собой поделать, так как даже если, утрируя, выходил из дома на работу на час раньше, то все равно умудрялся каким-то магическим образом солидно припоздниться и получить на мои партитуры очередную порцию дирижерских слюней, которые он, как пульверизатор, распылял в кульминационные моменты своего ора. Порой мне даже начинало казаться, что если я вдруг умру в свои двадцать пять и из-за этого опоздаю на очередную репетицию, то пред моими глазами пронесутся далеко не лучшие мгновения жизни, освещаемые тем самым «светом в конце тоннеля». Нет-нет-нет, бьюсь об заклад, вместо них мне придется лицезреть круглую физиономию дирижера с его жиденькой бородкой, которая своим эстетическим убожеством могла бы вывести из себя даже слепого, пройди он рядом с ним. «Ты не имел пр’ава на опоздание! Да ты хоть понимаещь, щто на твоей безбожно наглой пер’щоне завязан целый щпектакль!? Пр’очь с глаз моих! Ир’од! Гр’язь! Накипь!» – до конца своих дней буду думать, что нет ничего хуже, чем услышать этот картаво-шепелявый галдеж в качестве последних слов в жизни.
«Так, все, хватит!» – мысленно одернул я сам себя и встряхнул головой. Во-первых, да не такой уж он и инквизитор, если объективно посмотреть. Человек всего-навсего любит свое дело, уважает его и требует того же от подчиненных. Поэтому завтра надо просто быть как штык на месте в условленный час. И никаких нареканий, выговоров или упреков больше выслушивать ни от кого и никогда не придется. А потом еще и премию дадут, чтобы не как в прошлый раз. Во-вторых, у меня вот-вот наступит новый жизненный этап, так что вылететь теперь с работы было бы максимально некстати. Хоть это и, честно говоря, крайне маловероятно, учитывая то, как я там оказался, но в то же время с каждым моим проколом становится все более возможно – терпению каждого человека есть свой предел. Посему впредь необходимо всего-то быть серьезнее, ответственнее и в кои-то веки грамотно расставить приоритеты. А еще стоит наконец-то прекратить вот эти вот бесконечные и утомительные договоры с самим собой и вечные самооправдания у себя в голове, ведь именно сейчас для этого уже настало самое время.
Я улыбнулся, воодушевленный собственными мыслями, и проверил на ощупь в кармане коробок с помолвочным кольцом. Он был на месте. Еще ни одна душа, кроме меня, не была в курсе о его существовании. Я пока думал, как сделать предложение, и предпочитал носить кольцо с собой, поскольку мы со Светой жили вместе. Мне казалось, что она его обязательно случайно найдет, куда бы я его ни запрятал. Сейчас, конечно, можно было бы смело оставить кольцо дома, так как моя будущая невеста уехала на пару недель в командировку, но я чувствовал себя спокойнее, когда оно было при мне. Как говорится, а вдруг что, учитывая неисчерпаемую любовь Светы к организации сюрпризов.
Наконец-то примчалась вереница вагонов. Я протиснулся сквозь толпу спешащих людей внутрь поезда, облокотился на дверь и заслонил собой надпись «НЕ ПРИСЛОНЯТЬСЯ». Рядом со мной стояли две хабалистого вида женщины, которые в базарной манере обсуждали какое-то ток-шоу. Как я понял из услышанного краем уха, преимущественно оно посвящалось проблемам спившихся жителей российской глубинки и легиону их детей. Или не их детей. Впрочем, неважно. Была объявлена следующая станция, зазвучало очередное нарочито вежливое приглашение от московского метрополитена на обучение в колледжах и последующую работу в качестве машиниста, его помощника или помощника его помощника, и поезд тронулся. Всю непродолжительную дорогу я слушал в наушниках музыку, как и всегда. Доехав до своей остановки, я ловко перемахнул через заграждения около эскалатора и побежал по нему вверх к выходу.
