Иисус пошёл к двери, но остановился. Он внимательно посмотрел на Инквизитора.
– Ты был искренен со мной. И говорил убеждённо.
Он вернулся и присел на скамью.
– Я не хочу уйти молча, не сказав тебе то, что думаю я. Ты достоин большего, чем молчание.
Он помолчал и снова посмотрел на Инквизитора своим грустным пронизывающим взглядом.
– Хочу спросить тебя, а так ли глубоки твои убеждения? Так ли уж безоговорочно ты уверен в своих взглядах? Разве не ощущал ты беспокойство, говоря со мной? Разве не вздрагивало сердце твоё каждый раз, когда ты возражал против мыслей и дел моих?
Старческие глаза Инквизитора широко раскрылись и вспыхнули недобрым блеском. Но теперь молчал он.
– Ты говоришь, что людям непосильна моя свобода. Что только тысячи пойдут со мной, а о тысячах миллионов позаботишься ты, ты и такие, как ты. Ты действительно веришь, что заботишься о них? Ты действительно веришь, что хочешь дать им то, что им надо, что они искренно хотят этого всем существом своим, душой своею? Дух свой они хотят насытить лишь хлебом своим? Познавать этот мир, бесконечное величие его, безграничную любовь и красоту его – и всё это лишь для конечного куска хлеба? Или ты отказываешь людям в наличии Духа? Духа, который идёт из истока, и исток этот – в Царствии Отца моего небесного. Нашего Отца!
Инквизитор ещё больше выпрямился, и ещё сильнее сверкнули его глаза, но опять сдержался и промолчал.
– Страшную правду открою я тебе. Ты, наверное, и сам её понимаешь, но боишься сказать это, даже самому себе сказать боишься.
Старик напрягся.
– Не о людях заботишься ты, а о себе. О себе и о хозяевах твоих. Ты сам признаёшь, что держите вы людей во лжи. А разве может истина твориться во лжи? И вся ваша забота о людях – не дать умереть им от голода и от войн, чтобы паслись они, как послушное стадо на ваших лугах. И среди послушных овец ваших отбирают самых сильных, чтобы правили они остальными, ибо лучше понимают сородичей своих. Не ты ли одна из таких сильных овец?
Губы старика сжались ещё плотнее.
– А задумывался ли ты, да наверняка задумывался, зачем хозяевам твоим пасти такое большое стадо? Может, и ответ знаешь?
Иисус взглянул на него, но Инквизитор, не мигая и не отводя глаз, смотрел на Иисуса.
– Ты говоришь, что мучаешься ото лжи этой, но берёшь на себя муки эти во имя людей, чтобы пребывали они в своей сытой и сладкой иллюзии изобилия хлебов. Может быть, ты и мучаешься, а хозяева твои? Насколько волнует их ложь ваша? Ты усмехаешься, зная, как люди побегут собирать хворост под сожжение моё, даже зная, кто я, от страха ли, от черноты души ли, от стремления к порядку, от радости подчиняться силе, от бездумия жизни своей. Но не так ли насмехаются над тобой хозяева твои, взирая, как в сознательной лжи поддерживаешь порядок ты, как восхищаешься их силой в сознании ничтожности силы своей, в надежде возвыситься и стать сильнее? Ты станешь сильнее, если будешь хорошо служить им, но во имя чего? Думал ли ты об этом?
