– Мама, а почему бабушка не умеет плавать? – спрашивает Борька, вылезая из реки.
Мама накидывает ему на плечи красное полотенце.
– Бабушка боится утонуть.
– Так поэтому и надо научиться, – деловито отвечает Борька.
Мама смотрит на Борьку внимательно, словно он сказал что-то необычное.
– Не все люди могут преодолеть страх. И раз девчонкам бояться можно, то…
– Ну ты ведь умеешь плавать, – возражает Борька, – ты что не боялась?
Они взбираются по обрывистому склону. Оводы липнут. Борька отмахивается полотенцем.
– Очень боялась, – отвечает мама, – но твой дедушка был тренером по водным лыжам. И я пе-ре-бо-я-лась.
Борька улыбается от слова «перебоялась». Он-то хорошо знает его смысл.
Мама наклоняется, срывает пушистую травинку. Суёт стебелёк в рот, и Борька сразу вспоминает деда. Тот обычно жуёт спичку.
– Дед что, тебя застаааавил? – с сомнением спрашивает Борька. Дед заставляет их надевать кепки в солнечный день. А больше… Дед всегда занят: то по ягоды идёт, то строит, то огородничает. Ничего не заставляет. Только клубнику в огороде собирать. Так это же для себя!
– Дед учил других ребят кататься на водных лыжах, – отвечает мама, нажимая голосом на «других ребят», – а я отказывалась, потому что плавать не умела. Хотя там в спасжилете. А всё равно страшно.
Однажды решилась. Ноги в лыжах расползаются, но спасик на воде держит. В руках – фал. Ну верёвка такая прочная. Одним концом к катеру привязана. Ты за рукоятку держишься, и катер тебя из воды вытягивает.
– Вот бы попробовать! – восклицает Борька. Мама кладёт ладонь ему на голову, мол, успеешь, попробуешь.
Убирает изо рта травинку.
– Ну катер меня из воды вытянул, да я не устояла. Бухнулась обратно. Как торпеда под водой за катером мчусь – фал из рук не выпустила. От страха. Воды нахлебалась, потому что орала. Еле догадалась отпуститься. Всплываю. Реву. Всё, думаю, пошли ваши лыжи!
Борька хохочет.
– Смеееешно ему, – мама обиженно щелкает Борьку по лбу травинкой, – знаешь, как страшно было. Думала: «Всё! Утонула». Ты хоть раз чувствовал, что тонешь?
– Нет, – лицо Бори становится серьёзным, – но помню Тимка рассказывал, как он под воду провалился, а ты его вытащила.
– Тимка помнит? Ему три года было, – мама смотрит удивлённо. Замолкает. Верхушки сосен шумят, словно перешёптываются.
– Ну и решила я тогда на всю жизнь завязать с водными лыжами. Так отцу и сказала.
Борька сердито пинает шишку:
– И завязала?
– Неееа. Мне стало стыдно: папа тренер, а дочь – трусиха. Поэтому вечером я пришла снова попробовать.
Борька гордится мамой и чуть переживает, вдруг второй раз снова не получилось? Он не сразу начал побеждать на соревнованиях. И велосипед было не так-то легко освоить.
– Второй раз я смогла. И научиться плавать после этого стало почему-то легко. Я перестала бояться.
– Пе-ре-боялась, – эхом откликается Борька. Подбирает две шишки. Крепкие. Как они с мамой.
Оглядывается. Берёт маму за руку. Он хоть и большой уже, но здесь ведь никто не увидит, поэтому можно. Мама в ответ крепко сжимает его ладонь.
– Мама, я написал рассказ, – Тимка, волнуясь, протягивает синий блокнот.
– Эээээ, – мама берёт, кладёт закладку между страницами, закрывает, – я ненавижу читать чужие тексты. Прости. Я прочту. Но мне надо настроиться и выбрать время. Знаю, тебе хочется поскорее услышать моё мнение. И ты волнуешься. Но… Хорошо ли получилось, знаешь только ты.
На последней фразе Тима перестает обиженно сопеть:
– Как это, мам?
Мама садится на подоконник. Рука нежно держит блокнот, словно в ладони бабочка-голубянка.
Мама любит широкие подоконники. Они по всему дому.
Из светлого дерева. Не для цветов. Мамино место. В каждой комнате и на кухне. Тут она пишет стихи и рассказы, смотрит на дождь, греет ладони о чашку с какао, читает книги, закутавшись в плед. Здесь случаются самые лучшие разговоры.
– Иди сюда, – мама кладёт ладонь левой руки на подоконник. Ладонь прихлапывает раз-два, приглашает Тиму сесть рядом. Тима подходит, наваливается спиной на подоконник. От любого слова или неосторожного жеста готов вскинуться от обиды и уйти к себе.
Борька отказался поехать к маме, и Тима сильно скучает без брата. Он пока ещё не мог разложить в голове семейную драму, которая началась, когда мама развелась с отцом.
– Когда пишешь рассказ, а потом перечитываешь его, – голос у мамы ласковый, – появляется чувство… Я не знаю, как его точнее назвать: это и радость, и полнота, словно сделал что-то важное. Ты готов перечитывать рассказ снова и снова. Ты точно знаешь, что это шедевр. Потому что ты сделал лучшее, на что способен.
Тима садится рядышком, куда приглашала мамина ладонь. Раз-два.
– Может быть, через пару месяцев ты сможешь сделать рассказ лучше, – продолжает мама. Тима чувствует тепло её плеча. Они долго не виделись и, наконец-то он приехал к ней на летние каникулы, – но сегодня точно уже нет.
Потому что ты отдал этому текста всё, что у тебя внутри: все улыбки и все слезы, которые скрываешь даже от папы и брата. Текст завораживает тебя, как звёзды на тёмном небе. Как лего, которое начал собирать.
