Этот последний наш разговор будет о моей жизни, которая растянулась более, чем на три тысячи лет, а, может, и значительно дольше – признаться, время меня всегда мало интересовало, ведь не оно – порождающее начало, а пространство. Этот сюжет может показаться невероятным и фантастическим – кому угодно, но только не мне, потому что это – моя реальная жизнь, это я и есть.
Нет, это – не череда инкарнаций и реинкарнаций, когда ты ничего не помнишь из предыдущей жизни, когда в каждой жизни ты – лишь имаго. Я, конечно, многое забыл, но всё существенное, как мне кажется, хорошо помню. Кроме того, я же помню, что был последовательно ребенком, молодым, зрелым, а теперь одряхлел и обветшал, как и моя душа.
Что значит «обветшал»? – Ветошью когда-то называли драгоценные и почти нетленные меха. Так и мы, я и душа моя, обветшав, в цене, как нам хочется верить, не теряем.
При этом я, конечно, осознаю необычность своего положения: немногим удалось прожить столь долгую жизнь, хотя такие были и многие из них хорошо известны: Мафусаил, Малхиседек, граф Калиостро, Воланд, старик Хоттабыч, Рип Ван Винкль и другие, очень хотел стать таким и испить из источника вечной молодости Бимини Христофор Колумб – но никто из них сам не описал свою жизнь, доверившись неверному, хотя и талантливому перу других, я же делаю это сам.
Я сижу сейчас в сердце Черногорья, в Цетинье. В окне видна снежная вершина священной горы Ловчен, высоко в небе завис тонкий лунный ятаган, огромное небо распахнуто звёздами, и прямо надо мной бабочка Ориона – всё это несравненно старше меня, и сколько б я ни прожил, я всегда был, относительно окружающего меня мира, молодым, только что вошедшим в него.
Жизнь… она всегда течёт двумя потоками, очень непохожими, контрастными и практически несмешиваемыми. Один поток – поток бытия: событий, перемещений, радостей, страданий, наслаждений, от частого употребления это бытие превращается в обыденность, в бесконечные и вполне бессмысленные повторения ритуалов и обрядов, привычек, традиций, стереотипов.
Второй поток – поток идей и мыслей, поток существования, бытия по сути, по существу, поток, в который мы иногда попадаем, неизвестно, как и зачем, но в котором мы точно понимаем и ощущаем – вот, где таятся смыслы, вот, что оправдывает наше пребывание и прибытие сюда вообще. Мы ли погружаемся в этот поток, он ли нас поглощает и уносит – я так до сих пор не понял, но я твёрдо знаю – быть, просто быть – просто и незаметно, существовать – интересней. И поэтому всё, что про бытие и быт – обычным шрифтом, всё про существование, про пребывание в мире идей и мыслей – курсивом. Так оно и будет излагаться двумя разными текстами. И можно читать оба текста, а можно – только один из них, а можно – и вовсе не читать, если неинтересно, неохота и недосуг.
Кому я пишу? – очень надеюсь, что круг моих читателей будет очень тесен, предельно тесен, в идеале он будет равен нулю: этот рассказ и разговор важен для меня и только для меня, а, когда я, наконец, умру, это будет неважно никому. И этот Никто и есть тот, перед кем я ответственен. Потому что жить и писать о своей жизни надо так, как если бы ты был последним на Земле, так, как если бы ничего, кроме твоего текста, от человечества не осталось.
И мне радостно в предвкушении начала долгого пути этой книги, необычайно и тихо радостно, ведь мне предстоит ещё раз вжиться в собственную жизнь.
Александр Левинтов
начато 25 января 2018 года
окончено 2 февраля 2018 года
Из первых, самых ранних своих воспоминаний, я помню, что у нас в семье нечасто, но в самые важные или торжественные минуты напоминали: мы – от Кадма и Гармонии.
Кадм был родом из Египта, древней страны. Любой другой край для египтянина – новина, целина, которую надо собой поднять и облагородить, превратить из пустого места в жилое и полезное. Кадм – прототип Персея, Егория Землепашца, Георгия Победоносца и всех тех, кто поражает змия или дракона: копьём, камнем, словом. Тот змий или дракон – сгусток геомансии, земной энергии, который, будучи прирученным и пригвождённым, даёт жизнь городам и новым начинаниям. И мне самому, всю жизнь затевавшему разные, самые возвышенные дела, всегда приходилось начинать с того, что пригвождает буйную и кажущуюся необузданной фантазию своего воображения, приручать змия, обуревающего меня, пока я сам, подобно своему древнему предку, не стал превращаться в змия, покорно свивающегося тугими кольцами и уходящего на покой в свою земляную нору.
Чтобы там ни говорили о нашей прародительнице, о её строгости и требовательности, а она была прежде всего прекрасна – своим гордым и неизменным спокойствием, уравновешенностью, правильностью.
Её нам, шаловливым и непоседливым, всегда ставили в пример для подражания и как остережение.
Мне совсем немного лет и потому я живу сам по себе, похожий на всход или росток – его ведь никто не погоняет и не понукает – он тянется сам по себе.
