– Главное – правильно расставить приоритеты. Не отвергнуть краеугольный камень дома, который ты строишь. Об этом нужно думать каждый день, чтобы вдруг не соскочить в эту самую услугу… Не сделать этот камень – фундамент, ценность – антуражем, украшением своего дворика. Как только ты идею приноровил к условиям теплой и благополучной жизни, знай: ты – обслуживающий персонал. Ты предоставляешь услугу. Услугу, за которую тебе платят деньги. Волейбол – это же не просто игра. Это то, с помощью чего ты утверждаешь главные жизненные смыслы, ценности. Это они там думают, что мы развлекаем и учим развлекать других. И теперь называют все это услугой. «Вы, – говорит она мне, – предоставляете образовательную услугу». Услугу! Понимаешь, я предоставляю услугу. Вот сволочь, загубит теперь все…
Все это он сказал, смотря куда-то в сторону Обводного канала, обращаясь к кому-то третьему, отсутствующему персонажу. То ли этим третьим был я и все его ученики, то ли он сам – Владимир Александрович Горский, руководитель кафедры спортивных игр, только что в этой аудитории поставивший мне пятерку по теории спортивных игр. Сегодня у нас проходил основной экзамен, главный после четырех лет учебы в техникуме. После – только госы, но они, во всяком случае для меня, были не такими важными, как этот.
Арамис, как студенты за глаза называли Горского, сидел прямо передо мной. Он действительно был похож на мушкетера из известного фильма: носил каре чуть выше плеч и короткую подстриженную бородку. В общем, Арамис. Когда он шел по коридору в красном спортивном костюме, его волосы развевались в такт шагам, и для полного образа ему не хватало только мушкетерского плаща. Ходил он в своих волейбольных тапках всегда быстро и бесшумно.
Человека встречают по одежке, а провожают по уму. Мне хватило одного занятия под руководством Арамиса, чтобы больше никогда, даже в самом уважительном тоне, так его не называть. Горский был игроком сборной СССР по волейболу и заведующим кафедрой спортивных игр физкультурного техникума. Мне достаточно было узнать только факт, что этот человек играл за сборную и принадлежит к самой высшей лиге волейбола, чтобы навсегда забыть о мушкетерском образе и в разговоре называть своего куратора и преподавателя по имени и отчеству, иногда по фамилии. А мысленно я звал его Мастером.
На самом деле у него был типичный вид настоящего волейболиста (про совсем настоящих представителей этого вида спорта речь пойдет ниже): рост чуть за два метра и руки как плети. Кисти у волейболистов имеют особый вид из-за профессиональной деформации. У высоких людей часто больные суставы, но у волейболистов пальцы заметно перетруженные, переломанные, похожие на сухие коряги с суставными утолщениями. У Горского безымянный палец на левой руке был особенно кривым: видимо, неправильно сросшийся перелом.
В техникуме Мастер почти всегда ходил в спортивном костюме и в «волейболках» советского типа – кедах особой модели, похожих на чешки. Хотя тогда уже вовсю играли в профессиональных удобных «асиксах», Горский упорно ходил в своих «скороходах». Я по сей день с особым пиететом смотрю на эти аскетические кеды – символ беспощадности к сопернику и к собственной спине, которая разваливалась от прыжков в такой обуви: почти как босиком, без амортизации. Но в них завоевано столько побед, столько волейбольной славы в них добыто, что невольно относишься к «скороходам» с особым уважением. Это была обувь советского волейбола. Моя мечта с детства.
Мастер, я думаю, не менял свои кеды на удобные кроссовки из принципа: не потому, что ему было не в чем ходить, а как протест против новой жизненной парадигмы. Для него старенький спортивный костюм с вышитой аббревиатурой «СССР» на рукаве и тапки фабрики «Скороход» были не просто одеждой и обувью, а символом – знаком воли и непокорности новому стилю, пусть комфортному, но враждебному. Потому что этот стиль принес с собой не только хорошее, но и новую чужеродную жизненную идею, поставив себя на пьедестал первого места, сместив старую команду всего советского – того, за что человек в этой стране боролся, и жил, и умирал. Оттого все это Мастером отвергалось и вызывало у него раздражение.
В другом виде я его и не помню. На экзамене он наверняка был одет иначе, но я, хоть убей, не могу вспомнить как: в памяти остался только разговор и его глаза – серьезные и немного растерянные. Мастер, помимо того что был профессиональным волейболистом и тренером, являлся теоретиком и классным методистом, идеологом воспитания в спорте. Он был фанатом своего дела, преданным сыном своей Родины, видевшим себя и свою профессию делом масштаба цивилизации. Он учил нас всех – и волейболистов, и хоккеистов, и футболистов, будущих тренеров и преподавателей физической культуры – быть прежде всего учителями, гражданами своей страны, настоящими людьми, несгибаемыми, как он сам. Мастер учил нас правильно воспитывать «дурачков» (вроде меня на тот момент), знать свой предмет, грамотно вести уроки – ведь колледж наш, в принципе, готовил физруков, то есть тех, кто понесет идеи спорта и физической культуры в массы, в народ. Например, академия имени Лесгафта выпускала настоящих тренеров, в моем понимании – прямо-таки звезд, элиту, для работы в огромных спортивных комплексах, зимой теплых, а летом светлых и чистых. До сих пор, если вдруг встречаю где-нибудь в Пскове, у себя на родине, тренера, который закончил академию Лесгафта, пусть и заочно, – жди разговора со звездой. А нас готовили для работы в массах – в обычных общеобразовательных школах. Конечно, для многих физкультурный техникум на Обводном канале был только перевалочным пунктом перед получением высшего образования для дальнейшей спортивной и тренерской карьеры, но, как бы там ни было, здесь, в техникуме, делали из нас физруков. И, хочу заметить, классных физруков.
