Все события, происходившие в ее жизни, Варя делила на две части: те, что будут и не будут иметь последствия. Она легко расправлялась с мелочами, которые отравляют жизнь каждому человеку, а женщине в особенности, никогда не переживала оттого, что у нее перед носом уходил троллейбус или рвались колготки, и очень трепетно относилась к вещам серьезным, каковые могли сказаться на ее репутации. Однако именно на пути у самоуверенных и не зависящих от душевных капризов женщин встают преграды, которые ни объехать, ни обойти.
За пятнадцать лет до скончания века, когда Варя училась в хорошей московской школе и была почти круглой отличницей, правда, многие оценки получая за тихий нрав, большие серые глаза и легкое заикание, проявлявшееся в минуты волнения, с ней произошла история, о последствиях которой она поначалу не задумывалась, но которая перевернула ее жизнь.
В последний день октября она вышла из школы позднее обычного и заметила, что кто-то на нее смотрит. В ту пору на нее пялилось немало мальчишеских глаз, она к ним привыкла и воспринимала как естественную и неизбежную часть жизни, но этот взгляд был особенным. Взгляд был таким глубоким и мудрым, будто залетел не то из далекого прошлого, не то из отсроченного будущего, хотя принадлежал он самой обыкновенной девочке. Не особенно красивой, круглолицей, пухленькой, в очках и короткой юбке, в каких мало кто рисковал ходить. А уж тем более в студеную пору. Да и ноги у нее были не такие, чтобы всем открывать. Говорила девица простуженным, гундящим голосом, из носа у нее капало, она вытирала его рукавом зеленой болоньевой куртки, а довершали эту картину болтавшаяся у колена холщовая сумка и синий берет с красной звездочкой на малость большеватой голове.
– Здравствуй, – просипела незнакомка на курьих ножках. – Ты чего так долго?
– Нас задержали, – сама не зная почему, стала оправдываться Варя. Встреча была с ветераном.
– Вот тоска-то. Я бы сбежала сто раз.
– И никакая не тоска. Очень даже интересный дядечка. В Испании воевал. А потом еще в Америке и на…
– Ладно, давай знакомиться. Меня Марией зовут.
Назвавшая себя библейским именем протянула руку с обгрызанными ногтями и посмотрела на нее теперь не так бездонно, как из толпы, но пристально и дерзко.
– Целоваться не будем, а не то я тебя заражу.
«Ненормальная», – только и успела подумать Варя.
– А ты ничего. Красивее, чем я думала. Но на меня ничуть не похожа.
– А почему я должна быть на тебя похожа? – осторожно спросила Варя.
– Да так, – Мария склонила голову набок, – пройдемся, что ли?
– Пройдемся, – кивнула школьная красавица, ощутив легкое покалывание на кончиках измученных музыкальных пальцев.
Девочки свернули налево по переулку и вышли на Рождественский бульвар, где неспешно прогуливался праздный люд, обитающий в центре Москвы и свысока относящийся к приезжим из-за Садового кольца.
– Ты чего как в воду опущенная?
– Сама ты в воду опущенная! – рассердилась Варя.
– Четверку, что ль, получила?
– Ты откуда знаешь?
– Да по тебе видно, что зубрилка.
– Никакая я не зубрилка. Ты вообще кто такая? – Она остановилась и краем глаза заметила двух знакомых подростков – коротышку и верзилу, которые с независимым видом стояли у крыльца и делали вид, что одноклассница их вовсе не интересует. В случае чего защитят. Хотя что ей может эта кубышка сделать? Варя была патологически труслива и любопытна одновременно, но умела оба этих качества скрывать и производила впечатление уверенной в себе и невозмутимой барышни.
Но девица оказалась прозорливей.
– Ты меня не бойся.
– Вот еще! Я только не понимаю, почему должна за тобой тащиться, если мне в другую сторону?
– Потому что мы с тобой сестры.
– Что-о?
– Мне про тебя папа рассказывал.
– Где он? – вскинулась Варя и сразу же девочке поверила.
– Умер. А ты не знала?
– Не з-знала.
– И другого папы у тебя нет?
– Нету, – почему-то покраснела Варя.
– Значит, теперь будешь знать. Присядем, сестренка.
Ошарашенная, Варя поплелась к лавочке вслед за той, что назвала себя сестрой. Девочка была примерно ее возраста. Значит, папа одновременно… Варя едва не задохнулась от этой мысли. Она видела своего родителя только в младенчестве, не помнила ни его лица, ни голоса, но ассоциации он вызывал у нее добрые, как плюшевый мишка.
Девочка меж тем достала из холщовой сумки початую бутылку «Пшеничной» водки.
– Ну давай.
– Я не буду. Ты что? – Варя заозиралась по сторонам, но на бульваре в этот час никого не было, только обнаженные мужские и женские фигуры, поддерживавшие крышу, смотрели на девочек с фасада четырехэтажного дома напротив.
– Чуть-чуть хлебни. За знакомство.
– Вот еще.
– Тогда за помин папиной души, – строго и укоризненно сказала сестра, наливая водку в складной пластмассовый стаканчик. – Знаешь, сколько за ней люди теперь стоят и мучаются?
Запах из стаканчика шел чудовищный.
– Меня вытошнит.
– Пей, говорю!
Варя зажмурилась, разом опрокинула в себя ужасную жидкость, и та неожиданно показалась ей приятной. Единокровная сестра достала плитку шоколада и разломила надвое. После водки горечи в шоколаде не ощущалось, а дрожь прошла.
